Кирилл ХАРИБИ: «Собираюсь открыть в ближайшие годы еще 20-25 ломбардов в Омске и 5 – 10 в области»

– Кирилл, сколько сейчас в сети «Россювелирторг» магазинов и сколько из них вы планируете продать?

– Всего магазинов 22, моих – девять (буквально на прошлой неделе было десять, но один я закрыл по причине сноса павильона, рядом открылся наш франчайзи). Продать хочу четыре-пять, о цене станем договариваться по каждому салону в отдельности. Я долгое время работал по найму у Марины Николаевны, а затем, девять лет назад, решил уйти в свободное плавание. С одной стороны, мне хотелось проверить себя как специалиста, ведь у меня не было иного опыта труда, кроме как в магазинах матери. С другой, сделать это было непросто – мешала фамилия... Занимался маркетинговым консалтингом, точечными кейсами, в том числе довелось поработать в Москве, Екатеринбурге, Новосибирске. Семь лет назад вернулся в «Россювелирторг», но уже на правах полноправного партнера, стал директором по развитию франшизы, исполнительным директором. Мы с мамой разделили между собой магазины, поскольку имели разные взгляды на наем персонала, выбор помещения и прочие нюансы управления – часть я забрал у Марины Николаевны, часть новых просто изначально оформил на себя как на индивидуального предпринимателя. Вернее, не забрал, а все, как положено, выкупил – занимал деньги у друзей и родственников, с прибыли потихоньку рассчитывался с долгами. За два-три года пришлось вложить около 35– 40 млн рублей. Для меня это был важный психологический перелом – полноценно отвечать за свой бизнес, быть в нем главным. Все-таки на тот момент мне было уже 34 года, хотелось профессионального становления. Определенные вещи, (допустим, система лояльности для продавцов), которые первыми внедрялись в моих магазинах и оказывались успешными, в дальнейшем перенимались Мариной Николаевной. Между нами с мамой сложилась здоровая конкуренция как руководителей, что в том числе поспособствовало укреплению бренда.

– То есть случались конфликты?

– Конструктивные? Да ежедневно! К счастью, сейчас это происходит намного реже – не чаще чем раз в две недели. И в клубе Momentum часто дискутируем, но участники только выигрывают от обмена мнениями. Мне просто не нравится слово «спор»... Но спорить приходится – мы с мамой люди очень эмоциональные. И я, как ее деловой партнер, ее сын, конечно, нисколько не заинтересован в потере ею денег. Марина Николаевна (а в пылу конфликта я всегда называю ее на вы) задумывается нынче о приобретении недвижимости, причем не в Омске, поэтому через какое-то время она станет меньше времени уделять развитию сети «Россювелирторг».

– Марина Николаевна намерена стать рантье?

– Назовем это так, ладно. Полагаю, она просто готовится к заслуженному отдыху. Возвращаясь к моменту нашего разделения, мама поставила вопрос ребром: я могу быть с ней не согласен в чем угодно, но если я хочу работать под брендом «Россювелирторга», то становлюсь официальным франчайзи сети.

– То есть вы прямо платите роялти?

– Конечно. Составляю отчеты, принимаю проверки от франчайзера. В скором времени я стану начальником отдела контроля франчайзи. У нас есть партнеры в Таре и  Калачинске. Но история с франчайзи непростая. Одна из них не увенчалась успехом, когда выяснилось, что бизнесмен не собирался лично вести свой магазин, но и нам мешал работать, наше сотрудничество не сложилось. Еще ведем переговоры с Томском – там предпринимательница хочет открыть под брендом «Россювелирторга» салон обручальных колец. Мы заодно предложили ей купить два омских аналогичных магазина (один мой, один мамин). Есть мысль вообще выделить этот сегмент в отдельную франшизу.

– И как вы в идеале видите будущий «Россювелирторг»?

– Вижу, что мне принадлежат три-четыре топовых магазина, столько же Марине Николаевне. Остальные развивают франчайзи. Вынашиваю идею заняться оптовой торговлей золотом, но для этого мне опять же нужен единомышленник.

– Так с чем связано-то решение изменить управление сетью «Россювелирторга»? С тем, что Марина Николаевна потихоньку теряет интерес к своему деловому детищу?

– Частичная продажа магазинов «Россювелирторга» показалась нам разумным выходом, поскольку мы хотим иначе распределить свои финансы и трудозатраты, но при этом не желаем терять бренд, закрывать салоны. Мне кажется очень перспективным направление ломбардов – этот бизнес удобно масштабировать, управлять делами дистанционно. Да, много юридических нюансов, но вполне решаемых. В пандемию омские ломбарды не работали в общей сложности около десяти дней. Центробанк не мог определиться, относить нас к финансовым структурам или нет – за неделю с лишним мы открывались-закрывались три-четыре раза! В некоторых регионах ссудные кассы признаны социально значимыми организациями – а откуда людям еще брать деньги? У нас пока такого нет. Отчасти для этого я и вступил несколько недель назад в Омский областной союз предпринимателей – чтобы лоббировать проработку юридического статуса ломбардов на уровне региона. Если говорить глобально, дело далеко не только в бизнесе. Не хочу пока переезжать из Омска, но не исключаю того, что придется сделать это из-за здешней экологии и нужды дать моей дочери достойное образование. Оба моих двоюродных брата учатся в Питере, и мы уже знаем, что они не вернутся. Я готов видеться с Лясей хотя бы раз в месяц, когда она станет взрослой, но расставаться с ней очень надолго не хочу. Как и жертвовать своей жизнью ради дочери, а для этого мой бизнес должен быть достаточно простым, чтобы управляться со смартфона. В ломбардном деле ведь, по сути, всего два показателя – цена за грамм и процент залога. К тому же чем больше сотрудников, тем сложнее управлять сетью, а у меня всего 67 человек в 30 точках.

– Вы создали «Росломбард» в 2015 году.

– Да, и сейчас это самая крупная сеть ломбардов в Омске.

– Планируете выйти за пределы региона?

– Пока есть чем заняться у нас. Собираюсь открыть в ближайшие годы еще 20-25 ломбардов в Омске и 5 – 10 в области – сейчас есть только один в Калачинске. К слову, в этом году пришлось нередко менять локации – понемногу отхожу от аренды павильонов, поскольку арендодатели порой обманывают, что у них есть договоры на землю, а на самом деле документы оказываются поддельными.

– Как поживала ваша сеть ломбардов в пандемию?

– Меры предосторожности нам соблюдать гораздо проще, чем продуктовым магазинам – площади небольшие, их легче обрабатывать. В популярных точках проходимость 30 – 40 человек в день, а в некоторых – всего три-пять. И я убежден, что ломбард – социально значимая организация. Это не выдача микрофинансовых займов под грабительские проценты, портящих к тому же кредитную историю. Мы предлагаем займы от 0,1% в день (у конкурентов в среднем 0,4 – 0,5%). И я часто иду навстречу клиентам – во всех ломбардах указан номер моего рабочего телефона. Если занят – звонок перенаправляется управляющему. Когда меня просят сохранить семейную реликвию, предоставляю рассрочку, понимая, что со мной в итоге рассчитаются. Беспочвенных поблажек не допускаю, естественно. Но бывает, что людям реально срочно нужны деньги – на лечение, на посещение важного мероприятия или что-то еще. Недавний случай: пара заложила украшения, чтобы отправиться на свадьбу. Нашего клиента там избили чуть ли не до смерти. Мне позвонила его мама и упросила потерпеть с оплатой. Я аннулировал проценты и разрешил вернуть только залог, когда парень придет в себя.

– Почему принимаете только ювелирные украшения? А как же бытовая техника, гаджеты, автомобили?

– Принимаем то, в чем я разбираюсь. На золото-то денег не хватает – в смысле на залоги. Несколько млн в месяц надо только в растущие отделения вкладывать, не то что новые открывать. Видимо, сыграла все-таки пандемия, «выстрелили» даже точки с пятилетним стажем работы. Рентабельность во «всеядных» ломбардах выше, да, но мне просто не хочется связывать свою работу с обилием подержанных вещей, мне ближе и понятней эстетика ювелирных изделий. Пока что я выстроил полный цикл: в «Россювелирторге» продаются новые украшения, в «Росломбарде» принимаем бывшие в употреблении, а в комиссионках продаются невыкупленные изделия – я ведь должен их куда-то девать, там очень много достойных экземпляров, которые жалко переплавлять. Комиссионок три, все открылись в этом году, в этом декабре запущу четвертую – самую большую. Периодически беру займы у частных лиц – гораздо выгодней отдать мне в оборот миллион на пару-тройку месяцев, чем положить его на счет в банке. Было бы неплохо найти инвестора, готового 50 – 70 млн рублей ежегодно вкладывать в «Росломбард» – сеть тогда может стать федеральной. Да, я не готов через займы и векселя обеспечить сумасшедшие проценты (некоторые ломбарды обещают рентабельность 40-50%, во что я слабо верю), но зато заработок стабильный и серьезный.

– Вы ведь сами не захотели в свое время стать франчайзи.

– А нет у нас в стране адекватной франшизы ломбардов. Свою я упаковывать не хочу. Запрошу много денег за нее – не купят. Поставлю нормальную цену – через пару месяцев мои франчайзи просто поменяют вывеску. В любом случае высвободятся деньги из «Россювелирторга», я направлю их в «Росломбард».

– Актуальный бизнес, что ни говори, к тому же цены на золото рекордно подскочили.

– Падение экономики ни для кого не может быть плюсом. Вымывание денег у каждого человека неизбежно произойдет, а если он сократит свои расходы, то и услуги ломбарда ему не понадобятся. Думаете, люди к нам обращаются от нищеты? Как бы не так! Около 70% приходят в ломбарды, чтобы повысить комфорт жизни – купить телевизор побольше, устроить праздник. Мелкие ларечники расширяют свой бизнес: заложили личное золото – купили больше товара – снизили на него цену – продали – на вырученные средства открыли вторую палатку. Просто выгоднее воспользоваться нашими деньгами, чем взять кредит в банке. В экономике важно движение. Хорошо, скупили мы у населения золото, дальше-то что?! К тому же у меня вовсе нет цели нажиться на чьем-то горе, нужде.

– Я видела в ваших соцсетях, что частенько занимаетесь благотворительностью.

– О большей части акций я умалчиваю – не пытаюсь очистить карму, похвастать деньгами или показаться лучше, чем я есть. Рассказываю только о том, что может послужить примером. Например, подарил движению «ЛизаАлерт» квадрокоптер для того, чтобы мои подписчики знали: есть волонтеры, готовые помочь, если вдруг потеряется близкий человек, есть техника, которая облегчит поиски, есть возможность выступить в качестве спонсора и оказаться полезным для других. Особенно актуально это в период пандемии, когда врачи умирают от коронавируса. На носу Новый год, а значит, малоимущие семьи пора радовать подарками. И так далее.

– Инициатива клуба Momentum?

– В благотворительности участвуют далеко не все наши участники. Но и мы не для этого и существуем.

– А для чего?

– Там мы обмениваемся опытом, контактами, информацией о контрагентах, потенциальных арендодателях, мотивируем друг друга на перемены. Часто мы перенимаем друг у друга успешно внедренные наработки, обсуждаем книги, семинары, устраиваем мозговые штурмы по конкретным кейсам – от поиска помещения и взаимодействия с нечистоплотными сотрудниками до организации кросс-маркетинга или работы на финансовом рынке. Да, у нас клуб эгоистов и энтузиастов. Но в планах набирать себе молодых сменщиков.